ПРОМОЛЧАТЬ НЕЛЬЗЯ ОТВЕТИТЬ

ПРОМОЛЧАТЬ НЕЛЬЗЯ ОТВЕТИТЬ
1128
ПРОМОЛЧАТЬ НЕЛЬЗЯ ОТВЕТИТЬ

В защиту «современных мемуаристов» парка Монрепо

Необходимость ответить на статью Михаила ЕФИМОВА и Юлии МОШНИК «Ошибка памяти или умысел?», опубликованную в газете от 9 августа, заложена уже в самом названии, ведь согласно словарю, «умысел – заранее обдуманное намерение (обычно предосудительное)».

Начиная наш проект «Монрепо: вчера, сегодня, завтра», посвященный сбору воспоминаний бывших сотрудников парка и жителей, мы задумывали найти старые фотографии, а также выслушать мнение тех, кто каким-то образом был связан с Монрепо: их эмоциональное восприятие парка, яркие моменты.

Важное уточнение: проект – не претендует на научность изложения. Но, конечно, научный отдел музея-заповедника «Парк Монрепо» принимает участие в работе: помогает найти респондентов, предоставляет научные справки, а также фото из архива. 

Все остальное на совести респонденов и автора статей (т.е. меня), поскольку зачастую именно он решает, какие моменты из воспоминаний публиковать, а какие – нет. Попробую ответить на все высказанные обвинения.

Начну с последнего: «уничижительная оценка работы выдающегося деятеля русской культуры». Напомню, речь идет об интервью бывшего сотрудника ЦПКиО Григория СМОЛЯНСКОГО и в частности о его ответе по поводу приездов в Монрепо академика Дмитрия Лихачева:

«Тогда, будучи юным, я не понимал, чем это чревато. Мы не знали, что нас оттуда попрут. Ну, приезжал такой дедушка с помощницей. Естественно, с ним кто-то был от горкома партии, обычно завотделом культуры Галина Васильевна Мольдон (дивный человек!). Мы слышали, шел какой-то разговор, чтоб сделать заповедник, но не задумывались. Мне было всего 20 лет!».

В этом познавательном интервью очень характерно и честно выражена позиция сотрудника ЦПКиО. Каким образом данный текст задевает память академика Лихачева? Скорее наоборот: Григорий Смолянский – яркий рассказчик, он живо и правдиво рисует картину эпохи, в которую создавался заповедник.

А теперь самые главные обвинения: «фактическая неправда», «утверждение, предполагающее вину человека в пожаре памятника архитектуры».

Речь идет о негативной оценке Эльгой АБАКШИНОЙ деятельности первого директора музея-заповедника. Признаюсь, в своей статье я урезала слова Эльги Николаевны, посвященные Игорю Лямину. Чтобы отчасти устранить эту несправедливость, позволю себе привести отрывок из статьи Эльги Абакшиной, опубликованной в альманахе «Монрепо» (2010 г.в., редакторы-составители Михаил Ефимов и Юлия Мошник):

«К сожалению, власти отказались от услуг серьезного института и от услуг общественного совета, предлагавшего свою постоянную консультативную помощь музею-заповеднику, и от проведения конкурса на должность директора. По рекомендации Ленинградского обкома КПСС первым директором музея-заповедника «Парк Монрепо» стал Игорь Лямин…

Одним из самых трагичных событий тех лет стал пожар в Главном усадебном доме, произошедший в первый же год директорства И.В. Лямина. Усадебный дом еще пару лет стоял открытый стихиям, без крыши, а Библиотечный флигель гнил.

В 1989 г. Д.С. Лихачев в последний раз приехал в парк – и был так потрясен увиденным, что не захотел видеть никого из представителей музея и города».

Яркая картина. Искренне жаль Дмитрия Сергеевича: столько сил, борьбы за организацию музея-заповедника, в итоге – разочарование. Жалко усадебный дом, которому был нанесен колоссальный ущерб. Здание сначала горело, потом его на морозе залили водой пожарные, затем оно еще два года стояло без крыши и отопления. Для столетней древесины – это почти смерть, грибок и пр. неприятности.

Что изменилось с момента выхода альманаха? Открылись новые исторические факты?

В статье говорится, что реставратор Ирэн ХАУСТОВА несправедливо называет «подвижника» – исследователя обоев Монрепо Игоря КИСЕЛЕВА – «косвенным виновником пожара». Со слов Игоря Лямина (я уточнила) Ирэн Хаустова говорит, что пожар в усадьбе произошел из-за того, что в ходе сварки отопления искры залетели за обшивку. (Как это называется – халатность или несоблюдение техники безопасности?) 

Если бы не масштабное исследование обоев, на стенах бы оставалась защита в виде штукатурки. В этом случае Ирэн Александровна рассуждает с точки зрения реставратора. Вот текст из интервью Ирэн Хаустовой, который не вошел в ту статью: «Здание внутри все было оштукатурено и окрашено. Мы все простучали, штукатурка лежала на стенах прочно, поэтому мы просто заново покрасили стены.

Про обои я ничего не знала, так как крупные исследования проводятся только непосредственно накануне реставрации, иначе памятник может погибнуть. Если конструкции памятника раскрыть, они начинают подвергаться всевозможным воздействиям: перепадам температур и влажности. Если бы в усадебном доме было отопление, то было бы все в порядке. А тут зимой деревянные стены промерзают, весной оттаивают, осенью опять сырость. Реставратору рекомендуется открывать только маленькие фрагментики. Не знаю, как сейчас, но на тот момент подобные исследования, как у Киселева, считались недопустимыми».

Кстати, Ирэн Александровна тоже имеет право обижаться на то, как описан ее труд в книге Михаила Ефимова и Юлии Мошник «Парк Монрепо в ХХ веке». В главе, где рассказывается о работе Ирэн Хаустовой по устройству детского сада в усадьбе в 1966-68 годах, например, написано: «была проведена полная перепланировка помещений». Откуда тогда подлинные обои под штукатуркой, на основании которых Киселев написал свои «первопроходческие» исследования? Вся документация по проекту Хаустовой находится в архиве Монрепо, там можно посмотреть, какая перепланировка была выполнена. Что это: ошибка научных сотрудников или умысел?

И теперь, как было написано в статье Ефимова и Мошник, обои из усадьбы Монрепо можно увидеть в «далекой Филадельфии, где уже давно живет Игорь Андреевич, им создан частный музей «Бумажные обои в контексте русской культуры» (в России, добавим, такого музея нет до настоящего времени)».

И правда, откуда взяться музею, если исследователи уезжают вместе с обоями? Если обои имеют историческую и культурную ценность, то как Киселев смог вывезти их из Советского Союза? Может, он расскажет? И почему такой уважаемый специалист не сдал свои исследования с подлинными обоями в музей на исторической родине или в ГИОП, как это сделала Ирэн Хаустова с найденным при его исследовании библиотечного флигеля горельефом? 

Мы писали «доступному для общения» Игорю Киселеву в «далекую Филадельфию» с просьбой поделиться исследованиями. Но в ответ Игорь Андреевич как человек интеллигентный послал нас в библиотеку (переписка имеется).

Упомянутый в статье Виктор ДМИТРИЕВ отказался дать интервью в устной форме, избегает общения Марина ЛЯМИНА (которая, к ее чести, оставила все свои работы в архиве музея). 

Не сомневаемся, что Игорь Лямин много сделал в качестве первого директора музея, и надеемся услышать свидетелей того времени. Поскольку в своей серии «Монрепо: вчера, сегодня, завтра» мы стараемся по мере возможности придерживаться хронологического порядка, то до 1990-х годов пока не дошли. Надеемся, что Виктор Дмитриев и Марина Лямина все-таки согласятся рассказать о работе и личности первого директора музея.

Безусловно, парк Монрепо – это «достояние российской и европейской культуры», который «заслуживает того, чтоб его изучали специалисты». Повторюсь: я ни в коем случае не претендую на написание истории парка, для этого есть научные сотрудники. Мое дело – интервью с бывшими жителями, сотрудниками учреждений: ЦПКиО, музея-заповедника «Парк Монрепо» и др., чтобы увидеть картину времени через личное восприятие непосредственных участников.

Ирина АНДРЕЕВА, пресс-служба музея-заповедника «Парк Монрепо»

Фото: Скульптура «Вяйнямёйнен». Реконструкция 2007 г., автор К. Н. Бобков

Читайте также