И УЕХАЛ К СЕВЕРНЫМИ ОЛЕНЯМ...

И УЕХАЛ  К СЕВЕРНЫМИ ОЛЕНЯМ...
722
И УЕХАЛ К СЕВЕРНЫМИ ОЛЕНЯМ...

Мы познакомилась в шахматном клубе, где я собирала материал для статьи, и уже через несколько минут стало понятно, насколько Владимир ЯИЧКОВ интересный человек. Накануне Дня геолога Владимир Владимирович, отдавший этой профессии  много лет, вспоминает истории из своей жизни.

И здесь он был оригинален: сначала прочитал строчки из стихотворения, которое принес когда-то на вечер встречи однокурсников сотрудник полярной экспедиции. Конечно, стихи о геологии и о геологах! Кто же еще мог желать:

Палатки и спички чтоб были сухие,

Консервы и каши – не очень плохие.

Мои учителя

– Владимир Владимирович, вы относитесь к поколению «шестидесятников». Иногда эти годы называют: «солнечные 60-е» – время походов, диспутов и поисков смысла жизни. Почему вы решили стать геологом?

– Естественно, время повлияло: 60-е – это хрущевская «оттепель»,  было много романтики, а более романтичной профессии, чем геолог, тогда не было, тем более, что о космонавтах тогда не знали (когда полетит в космос Юрий Гагарин, две трети всей нашей группы сразу побегут записываться в отряд космонавтов!).

Прошло много лет с тех пор, как я окончил Горный институт, но до сих пор волнуюсь, когда подхожу к Аlma Маter. Как-то увидел на асфальте перед входом фразу «Я люблю тебя, Горный!», сделанную белыми  аршинными буквами, подумал: «Наш человек!»

– Чем запомнились годы учебы?

– Учиться было очень интересно. Во-первых, из-за практик. Во-вторых, у нас преподавали профессора и академики, которые были очень эрудированным людьми, и не только в геологии. В-третьих, у них можно было многому научиться, чтобы стать Человеком. 

Помню, как-то вбегает в аудиторию профессор Шафрановский,  преподававший нам кристаллографию: в одной руке – горсть снега, в другой – вырезанная из бумаги снежинка.

– Это кошмар! Это ужас! – дальше следует ненормативная лексика. – А сам аж трясется от негодования…

– Илларион Илларионович, что случилось?

– Посмотрите на эту снежинку: она пятиугольная! В природе не бывает пятиугольной симметрии для неживых организмов, есть 4, 6, 8 и так далее…

– Ну ладно, успокойтесь. Какой-то дурак вырезал…

– И как только таких дураков земля носит!

– У нас весь первый этаж в институте был увешен портретами. О каждом из преподавателей можно говорить до бесконечности. Геологию СССР нам читал В.И. Бодылевский. И вот как-то на одном торжественном вечере в Мраморном дворце на сцену вышел какой-то человек и говорит: «От имени Министерства внутренних дел за помощь в раскрытии особо опасного преступления  профессор Бодылевский награждается ценным подарком и грамотой» И вручает подарок. Коробка большая, наверно, телевизор. Мы стали, конечно, расспрашивать, что он такое сделал, наш дед. Оказывается, с ЛОМО во Владивосток шли оптические приборы; их везли в специальных контейнерах под пломбой. Во Владивостоке  открывали контейнеры: вес соответствовал заявленному, а содержимое нет. Вместо приборов там были камни! Старший лейтенант, которому поручили это дело (стал потом капитаном), оттолкнулся от единственного, что у него было, от камней: решил, что вряд ли их откуда-то издалека специально везли. Скорее всего, брали на месте…  Пришел на кафедру исторической геологии:

– Профессор, вот Питер, вот Владивосток, вот железная дорога. Где такие камни могут быть?

Бодылевский взял камни и говорит:

– Восточный склон Урала от станции такой-то до такой-то…

А там поезд делает всего лишь одну остановку! Устроили засаду – и взяли! 

А вот еще Серпухов… По сравнению с ним Маресьев – мальчишка! В 20-х годах в Якутии пошел как-то с проводником. А уже зима началась… Упавшим деревом проводника – насмерть, а ему переломало обе ноги… Полз семнадцать суток, пока не спасли, а это вам не Брянская область, а Якутия! Профессор об  этом никогда не рассказывал, но мы узнали! Он заканчивал институт еще до революции. Представьте, заходит пигалица в аудиторию сдавать экзамен, он встает. Пока она берет билет,  ищет место, чтобы сесть и готовится, он стоит! Девчонок вперед пропускал, дверь им открывал… Это еще та закалка…

Эх, Бойль-Мариотт!

А вот еще хочу рассказать… На лестничной площадке между вторым и третьим этажами мужичок по имени Матвей Захарович продавал студентам газировку и пирожки. Ну, раз газированная вода, действует газовый закон Бойля-Мариотта, то его так и звали: Бойля-Мариотта. Между прочим, давал в долг, если у нас денег не было. И никогда не записывал! Но не было случая, чтобы его обманули! И вот выпускной вечер, приглашаем всех наших профессоров, академиков. Мне предложили позвать несколько человек, в том числе и его. С большим трудом уговорил; сходили к нему домой, чтобы наш Матвей переоделся… И вот сидит он, сжавшись весь: кругом такие авторитеты! А тут встает профессор Карякин:

– Коллеги! Теперь мы все коллеги, вы уже защитили дипломы. Среди нас, преподавателей, были разные люди: одних вы любили, других – ненавидели, к третьим – относились равнодушно… Но был один человек, которого вы любили все. Так выпьем за Бойля-Мариотта!

Это было здорово! Такой овации ни один артист не слышал! Наш Бойля заплакал, все бросились его успокаивать… Разве такое забудешь!

И ведь прыгнула!

– У вас был дружный курс?

– Да, конечно, и в этом тоже специфика нашей профессии… В геологии  есть понятие «разумная дисциплина». Например, из лагеря нельзя уходить по одному: вдруг подвернешь ногу… Ты обязательно должен назвать дежурному контрольный срок возвращения. Четко проговорить, в каком направлении вы пойдете, назвать какую-нибудь привязку. На двоих должен быть хотя бы один «ствол».... Получается, ты всегда думаешь не только о себе, но и о ком -то еще. Была у нас на курсе одна  очень решительная девчонка, Нина. Представьте себе: стоит на подоконнике, а внизу по улице идет офицер, моряк, увидел ее, пошутил: «Прыгайте, девушка»! Она ему в ответ: «Ну, лови!» – и прыгнула! Сломала обе ноги: он-то не ожидал   прыжка и, конечно, не поймал… На практику не поехала… На пятом курсе попала в больницу с почками, так мы и преподаватели в больнице с ней занимались. Врачи выдали справку:  «Срочно сменить профессию»… А она справку порвала и укатила на Камчатку! 

То лес, то болото…

– А свою первую практику помните?

– Первая моя практика проходила на Кольском полуострове. Переход в сорок километров, тащим на себе рюкзаки. Оказались в таком месте, где никто до нас и не был. Карта старая, 1937года, сплошные несоответствия: где речка – там ее нет и в помине, где болото – там лес, где лес – там болото. Идем по болоту. Есть примета: если кругом трава пожухлая и вдруг попался островок с ярко-зеленой травой – не суйся: трясина наверняка! Я был из всех самый легкий по весу, поэтому всегда шел с шестом впереди. За мной обычно – Леха, такой «шкаф с антресолями»: его задача – страховать меня, почему у него и руки  должны быть свободные, чтобы в случае чего сразу схватить… Идем, идем, и тут я провалился одной ногой. Сделал все, как положено: лег, чтоб давление уменьшить. Меня резко подняло, провалилась вторая нога, и я пошел… Сначала я был спокоен: знал, что сзади Лешка, он мне поможет. Но что-то он меня долго не тянет, я же все ухожу… Фильм «А  зори здесь тихие» смотрели? Лизу Бричкину помните? Схожая ситуация. Хватаюсь за что попало, за траву в основном… Между пальцами начинают бежать ручейки, и когда они соединяются, я ухожу быстрее… Оборачиваюсь, а Лешки нет! Сзади только женщина-геологиня, которая боится сделать шаг в сторону и только визжит… А я  уже по грудь! Дышать тяжело: грязь давит… Отгребаю ее с трудом – вдох, но долго так не протянешь: быстро устаешь… Наконец-то Лешка подоспел, но одному ему уже не справиться. А я встал! Чувствую под ногами останец твердой породы. Боюсь даже пошевелиться! Приготовили веревки, стали меня тянуть, словно к двум машинам привязали, и они тянут в разные стороны. Медленно, медленно грязь стала меня отпускать, а спустя какое-то время я вылетел из трясины, как пробка из бутылки шампанского!

Начальник партии объявил двадцатиминутный привал. Я переоделся, уже разговариваю, закурил; все, как положено. Начальник подходит:

– Идти сможешь ?

– Конечно, смогу.

Встал – и тут же упал! Ноги не держат: дрожат… Целый час, наверно, сидели, потом потихоньку пошли.

Начальник партии мне объяснил:

– Тебе повезло, что в этом году была довольно крутая зима: болото промерзло глубоко. Сверху оттаяло, а дальше – нет, вот ты и встал на твердое.

Так что уже в первую свою практику я испытал на себе козни природы. При распределении мне предлагали Кольский  полуостров, но я его болотами был уже сыт.

– И что выбрали при распределении?

– У нас было из чего выбирать. Прибалтику и Донбасс не брали: все равно, что дома. Тогда выбирали что-нибудь покруче. Я хотел на Камчатку, но родители были уже не первой молодости, поэтому нельзя было далеко уезжать. Выбрал Воркуту: это и Север (хорошо с материальной стороны), и недалеко от Питера (2-3 часа на самолете).

Беседовала Лидия ВОРОНИНА

(Окончание в следующем выпуске выходного дня)

Читайте также